Я представила себе эту сцену и по моим щекам потекли слезы. Я поняла, как ужасно, должно быть, чувствовал себя Коннор, глядя на то, как его невесту увозят в бессознательном состоянии. От этой мысли у меня заныло сердце.
Переварив все, что мне только что рассказала Анна о Конноре и наших с ним отношениях, я достала свой телефон и отправила ему сообщение.
Я: Привет, не возражаешь, если этой ночью мы поспим в одной кровати?
К моему удивлению, он незамедлительно прислал ответ.
Коннор: Неожиданно. Мы, конечно же, можем, но ты уверена, что у тебя не возникнет с этим проблем?
Я: Думаю, нет. Знаю, для тебя это так же сложно. Полагаю, я быстрее что-либо вспомню, если буду спать с тобой в одной постели.
Коннор: :) Согласен. Я дам знать Дебре.
Я: Но все равно, не могли бы мы проделать все медленно?
Коннор: Черепашьим шагом, если это именно то, чего тебе хочется:)
Я: Ха-ха-ха. Спасибо.
Почувствовав зарождение надежды, я убрала свой телефон и повернулась к Анне. Как же мне повезло иметь такого замечательного жениха, как Коннор. И мне необходимо приложить все усилия, чтобы его вспомнить.
— Что думаешь, Лив? — папа поднял меня повыше над землей, чтобы я лучше рассмотрела дом перед нами.
Я указала своим миниатюрным пальчиком на светло-синее здание, окруженное белым забором из штакетника.
— Папочка! Это домик Барби!
Моя мама рассмеялась, а затем с лучезарной улыбкой притянула нас в крепкие объятия.
— Лив, милая, это наш новый дом. Разве он не прекрасен? — она обернулась к отцу, со сверкающими от возбуждения глазами.
Видя счастье на лицах родителей, я захихикала:
— Правда? И у меня будет собственная комната, такая же как у Барби?
— Да, будет, — мой папа усмехнулся и шутя дотронулся указательным пальцем до моего носа. Затем он наклонился и поцеловал маму. — Ты счастлива?
Мама одобрительно кивнула:
— Очень. А ты?
— Сейчас рядом со мной стоят два самых главных человека в моей жизни, и вряд ли я буду когда-нибудь более счастлив.
— Да...
Я заметила, что из маминых глаз вдруг ушла частичка радости и, насупившись, недоумевала, почему она не была такой же счастливой, какой была всего секунду назад.
Оказалось, что папа это тоже заметил. Я смотрела, как он нежно погладил маму по щеке.
— Детка, этот дом будет новым этапом для меня, для всех нас.
Она кивнула, соглашаясь, и на ее глаза навернулись слезы:
— Обещаешь?
Я смотрела, как папа вытащил маленькую зеленую монетку из заднего кармана джинсов и показал ее нам.
— Детка, лечение длилось три месяца. Обещаю, что больше не прикоснусь к этой дряни.
Я протянула руки к блестящей зеленой монете:
— Дай мне! — я сжимала и разжимала пальцы в воздухе, пытаясь схватить отца за руку.
Папа усмехнулся и протянул ее мне:
— Лив, это не игрушка.
— Знаю, папочка. Деньги — не игрушка, — важно сказала я, гордясь знанием о том, что монеты — это деньги.
— Нет, это не деньги, — начала объяснять мама, глядя на отца. — Это кое-что гораздо более важное.
Я крутила монетку в руках, разглядывая ее с обеих сторон, и нахмурилась, заметив, что она отличается от тех, с которыми я играла прежде. На этой монете не было лица пожилого человека, как на всех остальных. Я задрала голову и посмотрела на папу, ожидая разъяснений.
— Это штука называется чип трезвости, милая, — сказал он сдержанным голосом, продолжая смотреть на маму.
— Лив, папа хорошо себя вел на протяжении трех месяцев. Поэтому ему дали зеленый чип.
— Трех? — я пристально посмотрела на родителей, наблюдала, как они обмениваются взглядами, значения которых не поняла. — Мне три. Могу я получить такую же?
Они дружно рассмеялись, а я возбужденно захихикала от того, что в мамины глаза вернулось счастье.
— Нет, милая, но ты получишь что-то получше, — папа поставил меня обратно на землю. — У тебя будет вот этот новый дом. Хочешь посмотреть свою комнату?
— Да, хочу!
Держась за руки, мы пересекли тротуар. Я восторженно раскачивала папину руку, приближаясь к зданию. Я смотрела на большой, красивый дом, стоящий перед нами, широко распахнутыми от возбуждения глазами. Он казался намного более привлекательным, чем наша двухкомнатная квартира.
Вдруг мое внимание привлек смех, раздающийся из соседнего двора. И когда я увидела двух кричащих и хихикающих от восторга детей, которые игрались внутри шалаша на верхушке высокого дерева, растущего по соседству, мои глаза загорелись от волнения.
— Папочка! Смотри! — я потянула отца за джинсы, чтобы привлечь его внимание до того, как он скроется внутри дома.
— Знаю, Лив. Здесь в округе живет много детей.
Увидев возбуждение в моих глазах, мама просияла.
— Мамочка, неужели мы на самом деле будем здесь жить?
— Ты бы этого хотела?
Я усердно закивала, наблюдая, как девочка и мальчик чаевничают в домике на дереве. По моему лицу расплылась такая широкая улыбка, что у меня заболели щеки. В здании, где мы жили прежде, не было других детей. Я проводила большую часть времени дома, играя с мамой. Не считая редких встреч с детьми ее подруг или походов с мамой по делам, я никуда не выходила и никогда по-настоящему не видела других детей.
— Папочка? — он посмотрел на меня, стоя перед открытой дверью. — Не могли бы мы остаться здесь навсегда?
Он усмехнулся:
— Мы будем жить здесь столько, сколько тебе захочется, сладкая.